25 июля, 14:44
(Алексей Зуйченко)
Про это видение мне сразу было ясно, что ,,оно,, сон. Но все равно по привычке решил записать: зря смотрел, что-ли. Смысла в нем не больше, чем в предыдущих, да кому он нужен, этот смысл? Я, например, давно не ищу смыслов…
Мне до сих пор непонятно, где и когда это происходило. Я так и не знаю, какое отношение видение имеет к тому, что наяву, и имеет ли какое-нибудь. Загадка, в общем.
Было позднее утро или ранний вечер. Почувствовав, что проголодался, я свернул с широкой улицы в тихий уютный дворик и вошел в расположившееся здесь маленькое кафе.
Судя по всему, меня тут знали. Хозяин приветливо поздоровался, достал свой блокнот и принял заказ.
В ожидании я отвернулся к окну. Залитый солнцем дворик был пуст, и лишь таджик-полицейский энергично махал своей метлой на первый взгляд совершенно впустую: поверхность керамической плитки, покрывавшей всю площадь двора, блестела, как-будто ее смазали маслом. У самой подворотни, ведущей из двора на улицу, примостилась грязная попрошайка в лохмотьях, грудь ее украшала довольно приличных размеров табличка с надписью «Умру за Нитупа». Полицейского это, по всей видимости, совершенно не беспокоило: действительно, каждый имеет право умереть как ему вздумается, лишь бы прохожим беспокойства не было…
Хозяин между тем вернулся с кухни и, глядя на меня виноватыми глазами, терпеливо ждал, пока я нагляжусь на пейзаж за окном.
— Извините меня, пожалуйста, мне так неловко… Вы заказывали на закуску новости. К сожалению, их нет… Свежих нет. Есть только позавчерашние, они, как бы это сказать… Слегка протухли. Могу приготовить для вас замороженный полуфабрикат, но я бы не советовал. Тем более это в любом супермаркете купить можно…
— Так, а что же есть из холодных закусок?
— Вот очень рекомендую свеженький репортажик об открытии нового тротуара на главной улице с соусом из видео- и аудиоподкаста…
— Нет уж, спасибо, несите сразу горячее, я заказывал фельетон.
— Фельетонов тоже не завезли, зато есть превосходный исторический судебный очерк…
— А это съедобно?
— Очень, очень. Изумительное пикантное блюдо. Видите, в углу за столиком сидит дама, тоже его заказала…
Я украдкой посмотрел в угол. Молодая женщина сидела за столиком перед здоровенным ноутбуком и, проворно работая мышью, с явным удовольствием поглощала что-то с экрана, не видя ничего вокруг.
— Послушайте, — сказал я хозяину, — спросите у девушки, не возражает ли она, чтобы я подсел к ней, и, если она не против, принесите нам пару алкогольных рекламных роликов, только не очень крепких…
Хозяин подошел к девушке, мгновение они пошептались, и вот она уже приветливо помахала мне рукой, приглашая за свой столик.
— Мы не знакомы? Кажется, я вас где-то видел, краснея пробормотал я, приблизившись к ней.
— Нет, голубчик, не в этой жизни, не в этом сне, то есть. Да вы садитесь, не стесняйтесь. Вас как звать?
— Я Шел.
— А я Яло, очень приятно. Хотите попробовать судебный очерк? Хотя это даже не очерк, а скорее мемуары неизвестного автора, умершего много-много лет назад.
— А это съедобно?
— Вкуснотища! Давайте я вам расскажу. Итак, в одной стране, в небольшом городе жила главная судья. Судья вроде бы как судья. Но прославилась она тем, что ужасно любила выносить обвинительные приговоры. Никто не знал почему. Разное болтали. Кто говорил, что ей сверху приказывали, кто – что деньги брала, а кто-то считал, что она просто для удовольствия это делала. Так или иначе, в один прекрасный день она вынесла очередной такой приговор. А дело было очень странное. Ни пострадавших, ни потерпевших, ущерба никто никакого не понес. Свидетели обвинения в суд не явились, а свидетелей защиты она слушать не стала. Осудила обвиняемого и домой пошла. А через некоторое время пришло ей указание от наиглавнейшего судьи этой страны дело пересмотреть. И срок указан. Ну что же пересмотреть, так пересмотреть. Пришла она в этот день на работу, и все остальные ее подчиненные пришли: судьи, охранники, приставы, секретари и секретарши. Пришли и ждут, когда им обвиняемых привезут.
Время идет, а никого не везут. И вообще посетителей в суде нет. Работники забеспокоились, стали звонить в разные места, чтобы узнать, не случилось ли чего. А телефоны не отвечают. Забегали работники, занервничали. И только главный городской судья сидит в своем кресле и с документами работает. А вокруг шум, суета. Одна девушка-секретарь то и дело вскакивала на подоконник и, сложив ладошку козырьком, поднося ее к бровям, кричала «везут-везут!». Но потом оказывалось, что не везут или везут не туда…. Девушка спрыгивала с подоконника и снова нервно мерила шагами комнату… А в двадцатый раз, когда она запрыгнула на подоконник, вдруг не удержалась, упала вниз и разбилась. Несколько видевших это из соседних комнат судей, решив, что случилось нечто ужасное, тут же тоже повыпрыгивали из окон и тоже разбились… И только главный судья так и просидела все это время, не вставая, в своем кресле, пока через несколько дней не сошла с ума и не умерла… а может, сначала умерла, а потом сошла с ума… Никто точно не знает, потому что ее нашли уже мертвой и сумасшедшей.
Такая вот история. Ну как вам?
— Спасибо, это было вкусно, но очень уж для моего слабого желудка тяжело. Я вообще все чаще подумываю о диете…
Знаете, давно-давно в детстве я читал историю об одной стране, так вот люди там питались музыкой: у кого полечка на завтрак, у кого марш, а на обед солидные люди предпочитали симфонию…
— Гм, зазеркалье какое-то. Вы в это верите? Неужели есть такая страна… Хотя… В этом что-то есть, может быть, стоит попробовать…
Мы посидели еще немного, и я засобирался.
— Счастливо оставаться, берегите себя.
— А вам счастливого пути.
Я вышел из кафе. Таджик-полицейский, отставив свою метлу в сторону, пытался согнать попрошайку с насиженного места. Старуха злобно отбивалась от него снятой с груди табличкой.
— Эй, офицер, что у вас тут происходит, чем вам девушка не угодила?
— Да вот, господин, сидит тут, деньги собирает, а кто такой этот Нитуп, за которого она собирается умереть, не говорит. Вот скажи господину, что это у тебя написано?
Нищенка прекратила махать табличкой, выпрямилась и с выражением продекламировала:
Пусть там до воскресенья мертвых
Он будет тихо тлеть
И лить не нужно слез безумных
И без толку жалеть.
— Вот видите, — сказал полицейский, словно ища у меня сочувствия, — и так все время. Я считаю, что ее нужно задержать. Она вводит граждан в заблуждение: просит деньги, а зачем и для кого, не говорит. Некоторые сердобольные из жалости дают… Она их, таким образом, обманывает, люди не понимают, за что они платят. Это же правонарушение!
— Да оставьте вы ее в покое, никто же не жалуется…
— Ну как прикажете, господин, — сказал полицейский с явным сожалением, потом зачем-то вытянулся во фронт и отдал мне честь. Я пожал плечами, быстро вышел из дворика и почти побежал вдоль по улице.
Сон заканчивался. Это было ясно. Я чувствовал это. На глаза опускалась белая пелена, окружающие предметы становились расплывчатыми, звуки приглушенными… Скорее домой — мне почему-то обязательно надо было успеть домой, пока не проснулся… Домой, домой, и не забыть покормить троллей. Это была последняя мысль. И заорал будильник.